— Я не поняла… это какой стране плохо?.. — подала голос Анна.
Оба оглянулись на нее удивленно, но промолчали. А действительно, на чьей стороне выступала она? Полурусская финка, никогда не видевшая России? Что это было для нее? Захватывающая игра? Или просто хорошо оплачиваемая работа, поглотившая без остатка всю ее жизнь? Сергей с укором покачал головой. Анна все больше занимала его воображение, оставаясь непостижимой загадкой, особой формой материи, ускользавшей от понимания. В ней была интрига!
Марат щелкнул мышкой, и система ожила. На мониторе большого компьютера возникла общая схема городских дорог. Женева с пригородами развернулась перед ними, как загадочная ладошка Анны. Все видно, но ничего не понять. Голая схема. Четкие линии на руке. Хиромантия. О чем они говорят, эти непонятные линии чужой судьбы, будто мысли в женской головке, меняющиеся, как и плавающий код японской танки, кем-то переведенной на иврит? Но этот хитрый код был блестяще разгадан гениальным шифровальщиком Маратом.
«Вот бы попробовать считать губами информацию с маленькой ладошки Анны, наощупь, как азбуку Брейля…» — подумал Сергей.
Ему захотелось проверить на вкус зашифрованный в папиллярных линиях руки рассказ о ее жизни. Жадным языком слизать ее секрет, самые сокровенные тайны, лежащие, как на ладони…
С недовольным хмурым лицом Шрам шел по коридору резиденции БНД. Его правая нога оставляла на полу след. Он случайно наступил на улице в краску, и теперь ему придется, плюс ко всем неудачам, еще и оттирать скипидаром ботинок. В руках он держал коробку, разрисованную иероглифами. Коробка источала запах свежей рыбы, соевого соуса и имбиря.
Берг стоял у окна, задумчиво глядя на рассыпанные но полу мелкие обрывки бумаги.
— Я уже провонял этими дарами моря… Как он их ест… эти суши?.. — Шрам брезгливо поморщился, передавая Бергу коробку.
— Что с инспектором? — принюхиваясь, спросил Берг.
— Ничего. Мы его потеряли.
— Что значит потеряли? — не понял Берг. — Он от вас ушел?
— Ну… да. Через пять минут после того, как объявился. В общем, засветился.
— Зачем ему было светиться?
— Я полагаю, это был вызов, — подумав, ответил Шрам. — Он, видимо, хочет показать нам, что он здесь. И создает для нас угрозу. Я бы сказал, он вел себя, как невменяемый. Вне всякой логики.
— То есть? — Берг внимательно посмотрел на Шрама. Глаза его сделались жесткими и серьезными.
— По-моему, он нас фотографировал.
— Н-да?.. Понятно… что ничего не понятно… Надеюсь, вы хоть позы приняли соответствующие? Улыбки на рожу надели? «K-i-i-ss» сделали?
— Что?
— Ничего! Юмор это! Пошутил я… Вас же фотографировали?
— Ну да. Теперь как раз самое время для шуток…
— Ладно. — Шрам заторопился. — Какие будут распоряжения?
— Как какие? — удивился Берг. — Ты должен его убить. Найти и убить. Иначе тебе не смыть позора. — Он двинулся с коробкой по коридору, но задержавшись, бросил через плечо: — Да, кстати, рыбой от тебя воняет, как от портовой шлюхи.
— Очень смешно, — прошипел Шрам ему вслед.
По-детски набивая рот, Квятковский уплетал суши. Распакованная коробка с иероглифами стояла перед ним на столе. Он ловко подцеплял палочками рисовые шайбы с кусочками сырой рыбы, политые черным соевым соусом, добавлял капельку зеленоватой приправы с ломтиком маринованного имбиря и целиком отправлял в рот. При этом на лице его возникало мучительное наслаждение гурмана. Затем он медленно, со вкусом жевал, причмокивая и сопя, будто бы ел последний раз в жизни.
— Ну, как, Павел Филиппович, вы довольны угощением? — с усмешкой спросил Берг.
— Спасибо огромное! — с готовностью закивал Квятковский. — Я обожаю суши. Я ведь только этим стресс и снимаю. Нервы… знаете ли… на пределе… Некоторым в таких случаях кусок в горло не полезет. А я ем и не могу наесться… Просто беда… Хотите?
— Нет уж, — Берг категорически мотнул головой, — предпочитаю дичь.
Квятковский пережевывал очередную бомбочку из липкого риса, обернутую темно-зеленой водорослью, но нервы не утихали. Неминуемо приближающийся час начала скандальной пресс-конференции дамокловым мечом завис над его головой. Гаденькое предчувствие, что головы ему не сносить, усиливалось и укреплялось. Непонятно откуда возникшая детская доверчивость к БНД теперь даже смешила. Он бы и посмеялся сам над собой, не будь все так грустно и страшно. Берг, конечно, пытался выглядеть любезным и вежливым, обещая охрану, безопасность и все такое… Но о чем-то он явно умалчивал. И врал. Павел Филиппович одним местом чувствовал, что Берг врал. Но в то, что жизнь его уже решена двумя очень серьезными организациями, верить совсем не хотелось. Зато очень хотелось жить. Теперь ему казалось, что он еще и не начинал жить, а только собирался начать, отделавшись от всего, что связывало его с разведкой.
Мучительно хотелось увидеть сына. Обнять жену. Оправдаться перед ними и все объяснить. Чувство вины перед ними было так же невыносимо, как и страх за свою жизнь.
Он вспомнил, каким долгожданным и желанным был сын. Нина долго не могла забеременеть. Все лечилась, лечилась… Они уже потеряли надежду. И вдруг однажды она позвонила ему по телефону прямо на службу и замирающим голосом сообщила счастливую весть… Казалось, это было совсем недавно. А вот ведь, уже восемь лет прошло… Мальчика назвали в его честь. После родов Нина расцвела, словно бы начала новую жизнь. Эх, теперь бы только жить да жить… растить сына… Они были такой хорошей семьей. По-настоящему счастливой и дружной. Мечтали о своем доме где-нибудь у теплого океана. Мечтали о маленькой сестренке для Павлика… А что? Один раз получилось — получилось бы и еще раз. Почему нет?.. Надо только пережить пресс-конференцию…